Бой за Сморгонь. Сентябрь 1915 года.

           1914 год для России стал рубежом между достижениями в экономике, культуре на мировом уровне, возросшем авторитете государства и разразившейся Мировой войной. Предпосылки, причины и следствия этой глобальной катастрофы изучаются на протяжении столетия. Столетию начала Первой мировой войны посвящается... Из воспоминаний полковника Н.А. Первышина.

    С сентября 1-й батальон новоржевцев расположился недалеко от Сморгони. Вечером того же дня я устроил у себя большой обед в складчину. Один из солдат, бывший раньше кондитером в Петербурге, испек нам изумительный пирог с капустой и яйцами. Хорошо пообедали мы в этот день, а по окончании я предложил господам офицерам немедля разойтись и лечь отдохнуть, так как мы совершенно не знали, что сулит нам грядущая ночь.

    Была полночь, когда дверь моей комнаты с шумом растворилась, и старший полковой ординарец, звякнув шпорами и щелкнув каблуками, зычным хриплым голосом прокричал: «Их высокоблагородие, командира батальона к командиру полка». Растолкав своего адъютанта, я быстро оделся и, наступая на ноги спящих на полу солдат, пристегивая снаряжение, вышел во двор. Вскочив на коня, поскакал в штаб полка. Ночь была хотя звездная, но темная и туманная.

   В большой комнате, освещенной вставленными в бутылки огарками, за столом, накрытым большой картой, сидел командующий полком с офицерами штаба. Как только я занял место за столом, подполковник Сакен, не глядя на меня, холодно отчеканивая каждое слово, заявил: «Начальник дивизии приказал завтра на рассвете атаковать и взять любой ценою Сморгонь. Успех этой операции даст возможность частям нашей 10-й армии и гвардейскому корпусу, находящимся под Вильной, выйти из тяжелого для них положения, – затем, немного помолчав, взглянул на меня в упор и добавил, – жребий пал на ваш батальон, подпоручик Первышин»… Я встал, поблагодарил командующего за лестное обо мне мнение и, пообещав в предстоящем бою оправдать его доверие, заявил под конец: «Завтра Сморгонь будет взята». Все лица сразу засияли, а полковой адъютант ободрительно улыбнулся и пальцами на своей груди изобразил крестик. Командующий полком крепко пожал мне руку и сказал, что этот приказ есть личное желание начальника дивизии. Получив некоторые дополнительные разъяснения, я вышел из дома и отправился в расположение батальона дать последние инструкции для предстоящей завтра, вернее уже сегодня, атаки Сморгони.

    По моему вызову ко мне явились командиры рот и фельдфебели. Посвятив их в боевую обстановку, я приказал им собраться с ротами к 4 часам утра на пустыре перед моим домом и отпустил их. Спать, конечно, больше не пришлось. Скоро с улицы стали доноситься команды офицеров и голоса солдат, проходивших мимо моего дома. По окончании сбора батальона, я поздоровался с каждой ротой отдельно. Подбодрил солдат к предстоящему бою и скомандовал: «Батальон, справа поротно, с Богом, шагом марш». Раздался мерный топот солдатских сапог, и батальон стал выходить на большую дорогу, ведущую к Сморгони. Проехав версту, я оглянулся назад. За мной, побрякивая котелками и снаряжением, вымешивая осеннюю грязь и обходя лужи, тянулась серая, колыхающаяся масса солдат. За нею уже дымились походные кухни, вы-брасывая из труб искры, далеко относимые ветром. Я задумался: «Провидение вручило мне судьбу этих, почти мне незнакомых, людей. Кто они, эти люди всевозможных профессий и всех слоев общества? Откуда они, с каких концов нашей великой, необъятной России? Что заставило их побросать свои жилища, оставить жен, детей и родителей? Что принудило их прийти сюда, в литовско-белорусскую глушь, и жертвовать собой? Священный долг перед нашей общей Матерью – Родиной. Я молод. Мне только 24 года. Многим из них я гожусь в сыновья, а ведь за жизнь каждого из них я отвечаю лишь перед Богом и совестью… Сегодня я обязан выполнить свой долг перед Родиной, как командир ударного батальона я его выполню до конца. Я буду стараться достичь наибольших успехов, но с наименьшими потерями»…

    ...Вверенный мне 1-й батальон нашего 269-го пехотного Новоржевского полка находился в шести верстах от Сморгони. Впереди нас тянулись позиции одного из полков нашей 68-й дивизии. Начальник дивизии предоставил мне выбор по моему усмотрению места и направления для удара и вообще предоставил мне полную свободу действий. Я попрощался с офицерами штаба полка. Подполковник Сакен чисто по-родительски благословил и поцеловал меня на прощанье.

    Мы благополучно дошли до полотна железной дороги, где роты и залегли, заняв намеченное мною исходное положение. Когда приказание это было выполнено по цепи, я поднялся на полотно железной дороги и скомандовал: «Батальон, за мной, вперед!» Как один, солдаты перебежали через полотно, и батальон начал наступать на шоссе. На правом фланге шла третья рота прапорщика Савицкого, в центре – вторая рота прапорщика Федуленко, и на левом фланге первая рота прапорщика Денисова. В этот момент германская артиллерия открыла по нам огонь, но шрапнель рвалась слишком высоко и нас не поражала. Мы прибавили шагу, торопясь занять канавы вдоль шоссе. Сомкнутым строем 4-я рота добежала до полотна и расположилась правее главных сил батальона, составляя мой резерв и одновременно охраняя мой правый фланг. Когда роты уже подбегали к канаве у шоссе, на самом правом фланге у Савицкого завязалась ружейная перестрелка. Мои роты, заняв канаву, открыли огонь по германцам.

  ...Один взгляд на карту дал мне ясное представление о всей важности этой деревни для моего батальона. Приказываю правофланговой роте прапорщика Савицкого: «Выбить противника из деревни». Немцы встречают его атаку пулеметным огнем, и третья рота залегает. Мой адъютант прапорщик Лебедев 1-й, под огнем пробирается к телефонной трубке и просит подполковника Сакена вызвать нашу артиллерию. Тот сообщает, что тяжелая Сибирская батарея становится на позицию и через несколько минут откроет огонь по Клидзиниенте.

   ...Издалека загремели тяжелые орудия, и стали нарастать звуки приближающихся снарядов. К нашему удивлению, первая очередь разорвалась позади нашей канавы, забросав нас землей и камнями. Положение наше оказалось неважным. Не на шутку опасаясь, что вторая очередь влепит прямо в нашу цепь, я бросился к телефону, лежавшему среди поля. Схватив трубку и прижавшись, как только мог, к земле, я громко заорал: «Артиллерия стреляет по своим… по своим!..», – в ответ услышал чей-то совершенно спокойный и уверенный бас: «Вижу. Следите за второй очередью и корректируйте». Опять загремели тяжелые орудия.

  ...Было около 11 часов утра. Солнце ярко светило, делая нас хорошо видимыми противнику. Мы двинулись под сильным огнем. Телефонист мой скоро был ранен, а телефонные провода порваны осколками снарядов. Подравниваясь на ходу, батальон наступает, стреляя навскидку. Слева от шоссе, уверенный в себе, идет во главе роты прапорщик Денисов. Вправо, перед цепью второй роты прапорщик Лебедев 2-й. Еще правее храбро, во весь рост ведет своих солдат прапорщик Федуленко. Окинув в последний раз взглядом все построение, командую: «В атаку!» «В атаку! В атаку…» несется по цепи.

Германская тяжелая артиллерия, стоящая где-то далеко перед нами, открывает огонь по батальону. Тяжелые германские снаряды рвутся позади наших цепей, как бы подгоняя нас на Сморгонь. 4-я рота, выйдя сомкнутым строем на шоссе, попадает под этот огонь. Один из снарядов ударяет в самую середину строя. Ротный командир тяжело ранен, и 12 солдат убиты на месте. Настал решительный момент… Я кричу «Ура!». «Ура!.. ура!..» несется по всему полю. Ротные командиры с обнаженными шашками впереди своих рот бегут на германские окопы… Штыковой бой… Вижу слева, как прапорщик Денисов сверкает шашкой уже в неприятельских окопах. Справа прапорщик Федуленко рубит не менее лихо… Не отстают и наши солдаты.

К полудню 7 сентября Сморгонь была полностью в наших руках.

На четвертый день я получил телефонограммой поздравление от Государя Императора с награждением орденом Святого Георгия 4 степени и поздравления от Главнокомандующего фронтом, командующего армией, командира корпуса и начальника дивизии. На следующий, пятый день, эти телеграммы были помещены в приказе по 269-му пехотному Новоржевскому полку».

  Полковник Вершинин в своих воспоминаниях напишет: «Успех новоржевцев под Сморгонью явился первым успехом Русской Армии после многомесячных неудач и отступления».

  Некролог. Полковник Н.А. Первышин. «24.11.1951 г. в Париже скончался полковник Николай Алексеевич Первышин, дворянин Орловской губернии… Николая Алексеевича любила вся русская военная семья в Париже. Его похороны привлекли всех его друзей. За гробом его старый денщик нес его военные ордена. Друзья покойного, столь блестящего и редкого по своему благородству и честности офицера, склоняются перед его свежей могилой».

М. Пахоменкова, зав. музеем «История Новоржевского края». Печатается в сокращении. газета "Земля Новоржевская" 26 августа 2014г.