Форма входа


 

ПОУНБ





Пятница, 29.03.2024, 13:55
Приветствую Вас Гость | RSS
Бежаницкий историко-культурный центр Философовых  
 https://vk.com/club155176255                                                                                                                                                                                                         
                                                                 
Главная | Регистрация | Вход
Каталог статей


Главная » Статьи » род Философовых » Представители рода Философовых

Михайлова А. ЛЕРМОНТОВ И ЕГО РОДНЯ ПО ДОКУМЕНТАМ АРХИВА А. И. ФИЛОСОФОВА. Ч.1

ЛЕРМОНТОВ И ЕГО РОДНЯ
ПО ДОКУМЕНТАМ АРХИВА
А. И. ФИЛОСОФОВА

Публикация А. Михайловой

I

Летом 1832 г. восемнадцатилетний Лермонтов вместе с бабушкой, Е. А. Арсеньевой, покидает Москву и переезжает на жительство в Петербург.

Вероятно, Е. А. Арсеньева не без больших колебаний согласилась на этот переезд. Тяжела была разлука с московскими родными и друзьями, пугала перспектива удаления от родного гнезда — Тархан, служивших к тому же главным и единственным источником существования Арсеньевой. И только нежелание расставаться с внуком, хотевшим учиться в Петербургском университете, победило эти колебания. Ободряла, конечно, и многочисленная петербургская родня. Наконец, туда же, в Петербург, вслед за Арсеньевой должна была переехать младшая сестра ее, Наталья Алексеевна (1786—1851), вдова кригс-цальмейстера и пензенского предводителя дворянства Григория Даниловича Столыпина (1773—1829).

Петербург произвел на юношу-поэта неблагоприятное впечатление.

Увы! как скучен этот город
С своим туманом и водой!..
Куда ни взглянешь, красный ворот
Как шиш торчит перед тобой;
Нет милых сплетен — всё сурово,
Закон сидит на лбу людей;
Всё удивительно и ново —
А нет ни пошлых новостей!
Доволен каждый сам собою,
Не беспокоясь о других,
И что у нас зовут душою,
То без названия у них!.. —

пишет Лермонтов в первые дни своей петербургской жизни С. А. Бахметевой.

Начались визиты родне, знакомства с новыми лицами, среди которых поэт чувствует себя чужим.  Его письма той поры полны жалоб на пустоту жизни.

«До самого нынешнего дня я был в ужасных хлопотах, — пишет он той же Бахметевой: — ездил туда-сюда, к Вере Николавне на дачу и проч.; рассматривал город по частям и на лодке ездил в море — короче, я ищу впечатлений, каких-нибудь впечатлений!.. Преглупое состояние человека то, когда он принужден занимать себя, чтоб жить, как занимали некогда придворные старых королей; быть своим шутом!.. Как после этого не презирать себя; не потерять доверенность, которую имел к душе своей... Одну добрую вещь скажу вам: наконец я догадался, что не гожусь для общества, и теперь больше, чем когда-нибудь; вчера я был в одном доме NN, где, просидев 4 часа, я не сказал ни одного путного слова; — у меня нет ключа от их умов — быть может, слава богу!».

28 августа Лермонтов пишет другому своему московскому другу, М. А. Лопухиной: «Назвать вам всех, у кого я бываю? Я — та особа, у которой бываю с наибольшим удовольствием. Правда, по приезде, я навещал довольно часто родных, с которыми мне следовало познакомиться; но в конце концов нашел, что лучший мой родственник — это я сам. Видел я образчики здешнего общества: дам очень любезных, молодых людей очень воспитанных; все они вместе производят на меня впечатление французского сада, очень тесного и простого, но в котором с первого разу можно заблудиться, потому что хозяйские ножницы уничтожили всякое различие между деревьями».

Несмотря на неблагосклонный отзыв о петербургских родственниках, поэт сближается с семьей упоминаемой им в письме к С. А. Бахметевой Веры Николаевны Столыпиной (урожд. Мордвиновой, 1790—1834), вдовы брата Е. А. Арсеньевой, Аркадия Алексеевича (1778—1825), обер-прокурора сената, друга М. М. Сперанского. Второй из сыновей Веры Николаевны, Алексей Аркадьевич («Монго»), становится на всю жизнь задушевным другом Лермонтова.

В письме от 2 сентября 1832 г. Лермонтов сообщает М. А. Лопухиной о приезде в Петербург бабушкиной сестры, Натальи Алексеевны.

Если Елизавета Алексеевна, по отзывам всех, знавших ее, была женщиной замечательной по уму и характеру, пользовавшейся всеобщим уважением и любовью, то ее сестра, властная и деспотичная, как все Столыпины, но лишенная их умственных преимуществ и любезной обходительности, жесткая, практичная и расчетливая, не вызывала к себе большой симпатии; младшие же родственники просто побаивались и недолюбливали ее. Так, в одном из своих позднейших писем (весна 1835 г., к А. М. Верещагиной) Лермонтов иронически сообщает: «Теперь вот вам мои новости: Наталья Алексеевна с чады и домочадцы едет в чужие края!!! Ну, и хорошее же она даст там понятие о наших русских дамах!..». А родной ее племянник, «известный всему Кавказу храбрец», похождения которого, по словам П. А. Висковатова, переходили из уст в уста, Еким Екимович Хастатов, в 1849 г. писал А. И. Философову: «Целую ручки тетушки Натальи Алексеевны и прошу заочного благословения — хотя кажется, что тетушка меня не так-то любит! Не знаю, право, за что, а я все-таки ее чту и уважаю, как мать родную почтительный сын».

Несмотря на то, что Наталья Алексеевна не пользовалась расположением Лермонтова, он встретил ее радостно.

«Можете себе представить мой восторг, когда я увидал Наталью Алексеевну, она ведь приехала с нашей стороны, ибо Москва — моя родина», — пишет юноша в уже цитированном нами письме от 2 сентября 1832 г. к М. А. Лопухиной.

Столыпины привезли с собой милые московские новости. «M-lle Annette говорила мне, что еще не стерли со стены знаменитую голову», — радовался Лермонтов.

Семья Н. А. Столыпиной состояла из четырех сыновей: Алексея (ум. 1847), Павла (1806—1836), Валерьяна (1807—1852, был женат на В. А. Бахметевой, родственнице Н. Ф. Бахметева, мужа Вареньки Лопухиной) и Михаила (1814—1834), и единственной дочери Анны, которую родные церемонно звали Annette, а запросто Анютой. Три старших сына уже были офицерами (Алексей — в лейб-гвардии гусарском, двое других — в лейб-гвардии конном полку), младший, Михаил, тезка и ровесник поэта, — юнкером.

Анна Столыпина была второй любовью Лермонтова. Мальчик-поэт любил ее долго и безнадежно. В его тетради мелких стихотворений 1829 г. имеется любопытная приписка к стихотворению «К гению»: «Напоминание о том, что было в Ефремовской деревне в 1827 году — где я во второй раз полюбил 12 лет — и поныне люблю». Дополняющее эту приписку признание имеется в тетради Лермонтова 1830 г.: «(Мне 15 лет). Я однажды (3 года назад) украл у одной девушки, которой было 17 лет, и потому безнадежно любимой мною, бисерный синий шнурок; он и теперь у меня хранится. Кто хочет узнать имя девушки, пускай спросит у двоюродной сестры моей. — Как я был глуп!..».

Доказательством того, что эти строки относятся к Анне Столыпиной, служит расположение записей в тетради. Цитированное нами признание находится на обороте 33-го листа. На листе 34-м и его обороте написано стихотворение «Дереву», в котором говорится о гибели дерева и содержится намек на разрыв между поэтом и молодой девушкой; наконец, на листе 35-м читаем: «Мое завещание (про дерево, где я сидел с А. С.). Схороните меня под этим сухим деревом, чтобы два образа смерти предстояли глазам вашим. Я любил, я любил под ним и слышал волшебное — «люблю», которое потрясло судорожным движением каждую жилу моего сердца. В то время это дерево, еще цветущее, при свежем ветре, покачало головой и шопотом молвило: „Безумец, что ты делаешь?"».

Анне Столыпиной в 1829 г. поэт посвятил стихотворение: «Не привлекай меня красой». Ее вензель «С. А. Г.» начертил он в своей учебной тетради того же 1829 г. перед записью первой лекции по всеобщей истории. Ей же, совершенно очевидно, посвятил он и драму «Menschen und Leidenschaften», содержащую историю любви героя к двоюродной сестре. Символичен рисунок Лермонтова (изображение девушки под сухим деревом), находящийся на листе с посвящением, говорящим об отвергнутой любви поэта.

Учитывая указание Лермонтова, что любимая им девушка была на 5 лет старше его, приходим к выводу, что в момент приезда в Петербург Анне Столыпиной было уже около 23 лет, со слов же маменьки ее — всего 17. Не надо забывать, что точный возраст светских девушек был обычно известен только близким родным и, как правило, особенно при выходе замуж, всегда уменьшался. Лермонтов иронизирует над этим обычаем в романе «Княгиня Лиговская», говоря об Елизавете Николаевне Негуровой: «15 лет ее стали вывозить, выдавая за 17-летнюю, и до 25 лет условный этот возраст не изменялся... 17 лет — точка замерзания: они растягиваются сколько угодно, как резинные помочи».

Между домами Е. А. Арсеньевой и Н. А. Столыпиной установились самые тесные отношения. Правда, в самом начале они подверглись испытанию вследствие сплетни, пущенной по неосторожности Анюты Столыпиной среди московских родных о каких-то неприятностях Лермонтова в Петербургском университете. В письме от 13 октября 1832 г. Сашенька Верещагина сообщает юноше: «Аннет Столыпина пишет Пашеньке, что вы имели неприятность в университете и что моя тетя (Е. А. Арсеньева. — А. М.) от этого захворала; ради бога напишите мне, что это значит. У нас всё делают из мухи слона, успокойте меня ради бога!».

Лермонтов объяснился с Анной Столыпиной и затем в письме к Сашеньке упрекал последнюю в легковерии: «Вы поверили словам и письму молодой девушки, не подвергнув их критике. Annette говорит, что она никогда не писала, что у меня была история, но что мне не зачли годы пребывания в Москве, как это сделали многим другим, потому что ввели реформу во все университеты».

Огорченный неудачей в университете, Лермонтов, по совету брата Анюты, лейб-гусара А. Г. Столыпина, поступает в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.

Одной из главных причин, побудивших Наталью Алексеевну переехать в Петербург, было, конечно, желание получше пристроить свою единственную дочку. Это была благоразумная девушка, унаследовавшая от матери столыпинскую практичность. Детская любовь поэта безоблачно скользнула по ее душе, не оставив следа. Она ждала солидного жениха, и такой представился ей в лице блестящего адъютанта вел. кн. Михаила Павловича, полковника Алексея Илларионовича Философова.

А. И. Философов родился 26 января 1800 г. в семье небогатого помещика Новоладожского уезда С.-Петербургской губернии. У отца его, Иллариона Никитича, вышедшего из военной службы с чином инженер-капитана, было всего 63 души крестьян. Однако, несмотря на это, он пользовался большим авторитетом среди местного дворянства, которое два раза подряд избирало его своим уездным предводителем.

Среди провинциальных обывателей семья Философовых выделялась своим культурным уровнем. Сам Илларион Никитич окончил с золотой медалью сухопутный Шляхетный кадетский корпус, жена его Пелагея Алексеевна (урожд. Барыкова) — Смольный институт с серебряной медалью. Дети их тоже получили хорошее образование. Старший сын, Алексей, по ходатайству родственника их, генерала-от-инфантерии М. М. Философова, был определен в Пажеский корпус, откуда его выпустили прапорщиком в 1-ю артиллерийскую бригаду. В 1827 г., во время войны с Персией, он участвует в осаде и взятии Эривани, в 1828 г., в русско-турецкую войну, — в осаде и взятии Карса, Ахалкалаки и Ахалцыха. В 1829 г. он — уже помощник начальника артиллерии осадного корпуса, взявшего крепость Силистрию. Во время одной из вылазок был ранен пулей в лоб и скулу. Блестящие способности и боевые качества молодого офицера сразу же обратили на него внимание начальства. Он получает золотую шпагу с надписью «За храбрость», чин полковника, ордена Георгия 4-й степени и Владимира 3-й и, наконец, назначается адъютантом к генерал-фельдцейхмейстеру вел. кн. Михаилу Павловичу. В 1830 г., с разрешения Николая I, Философов отправляется в Алжир для участия во французской военной экспедиции, отличается и получает орден Почетного легиона. В следующем году — он участвует в подавлении польского восстания, причем исполняет важные секретные поручения вел. кн. Михаила Павловича и, снова осыпанный отличиями, возвращается в Петербург.

Здесь в феврале или марте 1833 г., в доме родственника Н. А. Столыпиной, командира лейб-гвардии Измайловского полка Н. Н. Анненкова (1793—1865; впоследствии генерал-от-инфантерии, генерал-адъютант и член Государственного совета), женатого на В. И. Бухариной, воспетой Лермонтовым, состоялась первая встреча начинающего тяготиться холостой жизнью тридцатитрехлетнего полковника Философова с Анютой Столыпиной.  Родственники заметили впечатление, произведенное красавицей-девушкой на бравого воина, и Н. Н. Анненков первый завел с Алексеем Илларионовичем разговор о возможности брака между ними.

В архиве А. И. Философова сохранилось письмо его к родителям от 6 сентября 1833 г. с извещением о помолвке его с Анной Григорьевной: «...Он (Анненков. — А. М.) уверил меня, что, несмотря на мою старую образину, несмотря на то, что, кроме рук и головы своей, ничего в общину принести не могу, искательство мое не будет отвергнуто.

...Писав к Николаю Николаевичу, я говорил ему, что, кроме жалования, ничего не имею, и что Наталья Алексеевна должна сама рассудить в этом отношении, гожусь ли я для ее дочери; сегодня брат, бывший у меня, именем ее объявил, что за сестрою дают они (их четверо) 500 душ в Нижегородской губернии, очищенных от всякого казенного и партикулярного долга; ежели же теперешний голод не позволит им имение это очистить, то они формальным актом обяжутся уплачивать капитал и проценты долга, на именьи сестры лежащего».       Поражает быстрота, с которой было улажено все дело. Видимо, родственники Анюты боялись упустить прекрасную партию.    А. И. Философов и А. Г. Столыпина были объявлены женихом и невестой. Любили ли они друг друга? В цитированном уже письме к родителям Алексей Илларионович, анализируя свои чувства, говорил: «Я точно ее люблю... Но что любовь эта не та пламенная, пылкая страсть, которую чувствовал я в молодости, в этом нет сомнения. Теперешнее мое чувство в гармонии с возрастом, и его сопровождает какая-то торжественность, которой в прежнем я не сыскивал».

 Чувства невесты, судя по ее письмам к жениху, тоже были спокойны и уравновешенны.   Со свадьбой не торопились, она была отложена до весны 1834 г. Причиной этого были, вероятно, болезнь и смерть брата невесты, юнкера Михаила Григорьевича. Жених и невеста постоянно виделись и писали друг другу. А. И. Философов был представлен родне своей будущей жены и своей образованностью, мягким и деликатным характером произвел на всех прекрасное впечатление. Что касается жениха, то наибольшей его симпатией сразу же стали пользоваться Е. А. Арсеньева и брат ее, Афанасий Алексеевич Столыпин (1788—1864), отставной офицер-артиллерист, впоследствии саратовский предводитель дворянства, богатый помещик и прекрасный хозяин, признававшийся всеми родными, многие из которых буквально опекались им, как бы главой рода Столыпиных.   В письмах А. И. Философова к невесте неоднократно встречаем приветы, передаваемые им Е. А. Арсеньевой. Например, 5 января 1834 г. он пишет из Кронштадта: «Не забудь уведомить меня, какова тетушка Вера Николаевна и тетушка Елизавета Алексеевна, у обеих за меня поцелуй ручки и засвидетельствуй им мое искреннее, усердное почтение».  В конце марта или в начале апреля Е. А. Арсеньева обращается к влиятельному жениху Анюты с просьбой помочь племяннику ее покойного зятя Юрия Петровича Лермонтова, армейскому офицеру Пожогину-Отрошкевичу, совершившему какой-то проступок (какой именно, из переписки не видно). Это был, вероятно, Михаил Пожогин-Отрошкевич, который в детстве был взят в Тарханы и прожил там несколько лет, составляя с другими мальчиками общество для своего маленького двоюродного брата Миши Лермонтова, с которым вместе учился азбуке, а в 1825 г. с ним же ездил и на Кавказ. Когда мальчик подрос, то дядя (вероятно, Юрий Петрович) отвез его в Москву, где и определил в кадетский корпус.

В начале апреля Философов пишет невесте (оригинал по-французски): «Я советовался сегодня утром, милый, добрый и прелестный друг, с моим товарищем Ростовцевым (Яков Иванович, тоже адъютант вел. кн. Михаила Павловича. — А. М.) о наилучшем средстве облегчить участь Пожогина-Отрошкевича. Он сказал мне, что его высочество спешит ухватиться за все случаи, помогающие исправить ошибки предшествовавшего ему управления, и что, следовательно, если Пожогин действительно страдает не за что иное, как за безделки, вроде огурца, украденного или, вернее, сорванного в чужом огороде, он (великий князь. — А. М.) будет ходатайствовать за него перед императором. Ростовцев советует написать прошение, то-есть письмо, его высочеству, в котором нужно очень кратко изложить вину молодого человека, возраст, в каком он был тогда, время, которое прошло с тех пор, и просить помилования. В подкрепление этой просьбы можно предъявить письмо, которое полковник, командир полка, написал Николаю Николаевичу (Анненкову? — А. М.), в котором он свидетельствует его хорошее поведение.

Наша тетушка Елизавета Алексеевна может, я думаю, без опасения быть опровергнутой, принять на себя звание единственной родственницы Пожогина и подписать письмо, которое дядя (Афанасий Алексеевич? —А. М.) ей напишет; не надо соблюдать никакой формы; если бы я лучше знал все обстоятельства проступка кузена, я взялся бы составить черновик. Нужно спешить, так как три прошения этого рода будут представлены императору великим князем, и это прошение могло бы быть подано одновременно, — я хотел поговорить с тобой об этом сегодня утром».

  12 апреля Алексей Илларионович снова пишет невесте о своих хлопотах по делу Пожогина (оригинал по-французски): «Вот письмо Рамзая, которое ты покажешь тетушке Елизавете Алексеевне. Ты скажешь ей, что я ответил утвердительно. Не потеряй этого письма, так как оно при нужде может мне пригодиться у князя Меншикова».

Свадьба А. И. Философова и А. Г. Столыпиной была назначена на 29 апреля 1834 г. Большой переполох среди родных невесты вызвало известие о том, что при венчании будет присутствовать вел. кн. Елена Павловна. Возник вопрос (его подняла бестактная Наталья Алексеевна), следует ли допускать в церковь всех родственников без разбора, особенно же молодежь. Смущенная Анна Григорьевна написала об этом жениху. Тот немедленно ответил невесте, что присутствие великой княгини не должно никого стеснять, что все ее подруги обязательно должны быть в церкви, что их отсутствие было бы даже неприлично. В конце письма, во избежание недоразумений, он снова повторяет (в оригинале первые три строки по-французски): «Все могут находиться в церкви, особенно родственники, и особенно барышни и молодые люди. Я подразумеваю кузенов Н<иколая>, А<лександра>, Д<митрия>, Алексея Столыпиных, Мишу Лермонтова и т. д. и т. д. Слышишь ли, душа, никому не запрещай и попроси матушку не изменять сделанному зову». Свадьба была отпразднована с большой торжественностью. На связанные с ней расходы и на первое обзаведение А. И. Философов, живший только на свое жалованье, вынужден был с разрешения царя занять из государственного казначейства 30 000 рублей ассигнациями, обязуясь погасить их в течение десяти лет. Этот долг (оставшаяся часть его в 1839 г. была прощена Философову) сразу же отяготил бюджет молодых.   Наталья Алексеевна не пожелала расстаться со своей единственной дочерью и переехала жить к Философовым.

Между тем дело Пожогина было окончено благополучно для него. Он получил прощение и поступил в полк, стоявший в Финляндии, вероятно, под команду друга А. И. Философова, Эдуарда Рамзая, о котором шла речь в одном из писем Философова к невесте (см. выше).

В архиве А. И. Философова сохранилось благодарственное письмо Е. А. Арсеньевой, датированное 30 мая. Упоминание о деле Пожогина позволяет нам отнести его без колебаний к 1834 г. Приводим текст письма: «Милая и любезная Анна Григорьевна. Мне очень грустно, что ты не нашла меня дома, но я сама к вам собиралась ехать тебя расцеловать, а Алексея Ларионовича благодарить за Пожогина, он воскресил его; но люди брата Афанасия переврали, сказали, что вы к ним на дачу переехали, и я на себя сердита до невозможности, дуракам поверила, да хоть бы попустому съездила, я бы не развалилась, да ленива стала под старость. Итак, тебе даю комиссию благодарить добродетельного твоего супруга. До свидания, а когда меня бог приведет к вам на дачу, не знаю.   С сердечною привязанностию навсегда остаюсь  Елизавета Арсеньева».

Чтобы покончить с Пожогиным, отметим здесь, что он отплатил Е. А. Арсеньевой черной неблагодарностью, пытаясь завладеть вещами ее покойного внука. В июле 1841 г. Пожогин, уже поручик Минского пехотного полка, находился на излечении в Пятигорске. Узнав о смерти своего двоюродного брата, с которым, впрочем, у него никогда не было дружеских отношений, он подал пятигорскому коменданту рапорт, в котором, как «самый ближайший и законный наследник покойного», просил отобрать имущество умершего от А. А. Столыпина и передать ему, Пожогину. На это Столыпин ответил, что все вещи Лермонтова отправлены его самой ближайшей родственнице — бабке, Е. А. Арсеньевой, к которой и может обратиться поручик Пожогин. Тем, конечно, эта нелепая претензия и кончилась.

Спустя два месяца после свадьбы А. И. Философов неожиданно получил царский приказ немедленно отправиться в Тулу по случаю какой-то аварии на оружейном заводе. Разлука была тяжела для обоих супругов, особенно для Алексея Илларионовича, всей душой привязавшегося к молодой жене. С дороги и из Тулы он пишет ей многочисленные письма, на которые она отвечает не всегда исправно.

В письмах Философовых часто упоминается Е. А. Арсеньева, постоянно видавшаяся с сестрой и племянницей. Анна Григорьевна передает мужу приветы от «ma tante» и «maman», тот в свою очередь пишет «Présente mes respects à ma tante Елизавета Алексеевна», или «Тетушке Елизавете Алексеевне мое усердное почтение. Что делается с выпуском из школы? Что Алеша меньшой — гусар?». Иногда же кратко просит поклониться матушке и тетушке 28 августа жена сообщает ему; «Ma tante Елизавета Алексеевна que j’ai vu hier car elle a diné chez nous, t’a fait ses compliments». В письме от 2 сентября Философов спрашивает: «Скажи, пожалуйста, 30<го> тетушка Елизавета Алексеевна не была ли обрадована производством Миши своего — поцелуй у нее за меня ручку и поблагодари за память».

Приехав по делам службы из Тулы в Орел, А. И. Философов встретил там родственницу Е. А. Арсеньевой и спешит сообщить об этом: «Скажи тетушке Елизавете Алексеевне, что графиня Комаровская, узнав, что я здесь, захотела со мною познакомиться, что и исполнила на дворянском бале, о котором я тебе писал. Вчера и сегодня я намерен был к ней явиться, но пухлая щека и слезы, проливаемые мною беспрестанно от зубной боли, помешали мне исполнить этот долг — завтра, может-быть, здоровье позволит показать графине, что я не совсем забыл условия общежития. Она много говорила мне хорошего про тетушку и про связь ее с нею, ничего нового однако я от нее не узнал, потому что в хороших умственных и сердечных качествах и в доброте тетушки я давно уверился. Спрашивала про Мишу, хвалила его, и я ей вторил — сожалела, что он до сих пор еще не офицер, требовала разъяснения и проч. Словом, из короткого разговора с этой дамою я заключил, что она должна быть ума необыкновенного, но такого, которой тяжел для тех, которые с нею беспрестанно бывают вместе — отборные слова, округленные фразы, чистейший французский язык и проч.».   Речь здесь идет о гр. Елизавете Егоровне Комаровской, дочери бригадира Егора Лаврентьевича Цурикова и жены его Евдокии Дмитриевны, урожд. Арсеньевой, двоюродной сестры Михаила Васильевича Арсеньева. Следовательно, Е. Е. Комаровская приходилась двоюродной племянницей Е. А. Арсеньевой. Муж ее, гр. Ев-граф Федотович, генерал-адъютант, генерал-от-инфантерии, был видным деятелем в царствование Александра I. При Николае участвовал в суде над декабристами, в 1828 г. был назначен сенатором, но, чем-то недовольный, вышел в отставку и поселился в богатом имении своей жены, в селе Городище, Орловской губ., где и умер в 1843 г. Жена пережила его на четыре года.

Вопрос Комаровской о производстве Лермонтова и фраза «требовала разъяснения» намекают на какую-то странную затяжку с этим производством. 7 октября Философов снова спрашивает жену: «Что тетушка Елизавета Алексеевна думает делать? Когда же Мишу ее произведут — и куда?».   Между тем командировка А. И. Философова оказалась более длительной, чем предполагали сначала, поэтому в начале ноября Анна Григорьевна приезжает к мужу в Тулу. Оставшаяся в Петербурге мать ее пишет дочери и зятю письма с отчетами о различных хозяйственных делах и, наконец, в письме от 14 декабря сообщает и о долгожданном производстве Лермонтова: «...Ты мне пеняешь, любезная Анюта, что я не пишу к тебе интересных вещей, да, право, все забываю. Лермантов мундир надел, кажется, первого декабря, вчерась приезжал прощаться и поехал в Царское Село, тетушка (Е. А. Арсеньева. — А. М.), само собою разумеется, в восхищении».

В январе 1835 г. Анна Григорьевна вернулась в Петербург, где у нее родилась дочь, названная в честь бабушки Натальей. Скоро возвращается и ее муж.   Началась светская, рассеянная жизнь Анны Григорьевны. Несмотря на ее поверхностное образование (муж, например, упрекал ее за орфографические ошибки, которые она делает в своих французских письмах) и неглубокий ум, положение ее при дворе и в обществе благодаря мужу, пользовавшемуся большим расположением и своего непосредственного начальника, вел. кн. Михаила Павловича, и самого царя, было блестяще и почетно. Дети, домашнее хозяйство и даже управление имением, полученным в приданое, — все было сдано в твердые руки «матушки», Натальи Алексеевны.   К уму и начитанности своего зятя Наталья Алексеевна относилась пренебрежительно, выше всего ценя в людях практическую сметку, уменье нажить барыши. В 1839 г. она пишет, например, зятю: «Ну, батюшка Алексей Ларионович, я всегда подозревала, а теперь на опыте удостоверилась, что вы весь ваш ум в книгах запутали, так что на домашний быт, с позволения сказать, ничего не осталось».  Домашний мир Алексея Илларионовича, созданный Натальей Алексеевной и ее дочерью, с вечными толками о винных откупах, о покупке доходных имений и т. п., был резко различен с обстановкой его родного гнезда, небогатого, но милого Загвоздья, где тихо доживали свой век родители Философова, до глубокой старости сохранившие свои литературные интересы, зачитывавшиеся сочинениями Пушкина, Гоголя, романами Загоскина и т. д. Их-то простой, незатейливый быт и являлся идеалом, к которому стремился тяготившийся светской суетой Алексей Илларионович. Происходя из захудалого (правда, очень старого, ведшего свое происхождение с IX века, от какого-то Марка Философа) дворянского рода, А. И. Философов своими блестящими служебными успехами был обязан исключительно своим заслугам и способностям, чем он и гордился.    «Я все тот же остался Алексей Илларионов сын Философов, гордящийся этим названием более, чем всеми графствами и княжествами на свете», —пишет он своему родственнику Д. Н. Философову.



Источник: ФЭБ. Литературное наследство. М.Ю. Лермонтов. II. М., 1948 №45/46
Категория: Представители рода Философовых | Добавил: nadanisimowa (14.03.2012) | Автор: Надежда
Просмотров: 1535
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

Copyright MyCorp © 2024