Последние годы
Страдая от переутомления и варшавского климата, Философов надорвал свое здоровье. После 1935 г. Дмитрий Владимирович испытал обострение недуга, столь омрачившего его детство, — хронического легочно-сердечного заболевания с осложнениями из-за воспаления легких. В последующие годы его состояние неуклонно ухудшалось. К началу 1937 г., несмотря на углеводные ванны и стрихнин, назначенные в яворжском санатории, стало очевидно, что Философов угасает. Общее недомогание и чахотка сделали необходимым переезд в 1937 г. в Отвоцк, под наблюдение доктора Добровольской, в ее клинику «Викторовка». С 1938 г. Философов все чаще вынужден проводить большую часть дня в постели. В переписке Философова последних лет — приступы депрессии, мелкие больничные интриги, имена прошеных и непрошенных посетителей, неудовлетворенность окружением в Отвоцке и ностальгия по знакомым улочкам и уголкам Варшавы.
Последние месяцы были поистине тяжелыми. Дыхание было затруднено. Груда кислородных подушек, видимая на последних фотографиях, мало чем могла облегчить его страдания, усиленные нехваткой лекарств в условиях первой зимы оккупации. Временами он вынужден был оставаться в одиночестве, ослабевая до того, что не был в состоянии говорить. Один из последних его посетителей, Л.Гомолицкий, вспоминает, как Философов, перелистывая альбом с фотографиями древнерусских церквей и заметив, что последняя страница в альбоме чистая, попросил установить на своей могиле простой деревянный православный крест с традиционной крышей в русском стиле.
Философов скончался 5 августа 1940 г. Возле его кровати лежала сложенная пополам страница с 89-м псалмом из Псалтири: «… Лета наша яко паучина поучахуся. Дние лет наших в нихже седмьдесят лет, аще же в силах осмьдесят лет, и множае их труд и болезнь: яко прииде кротость на ны, и накажемся…»18
Скромные похороны Дмитрия Владимировича состоялись на Вольском православном кладбище в Варшаве. Его могила — по соседству с могилой его дорогого друга и сподвижника М.П.Арцыбашева.
Прижизненные сборники статей Философова никогда более не переиздавались, и вскоре упоминания о нем исчезли со страниц литературных справочников и энциклопедий. Имя Философова после его смерти — вместе с именами других писателей, критиков и выдающихся деятелей прошлого — было позабыто в суете настающей кровавой эпохи... Одно время даже считалось, что точное местонахождение его могилы неизвестно, так как она якобы ничем не была отмечена. Сейчас на могиле Дмитрия Владимировича — простой могильный камень и крест, установленный в 1995 г. по инициативе варшавян З.Федецкого, Е.Гедройца и Ю.Чапского.
См. также:
Два портрета Д.В.Философова
(работы Х.Налковской-Бицковой и С.И.Виткевича)
От эстетики к этике : Из переписки Д.В.Философова. 1920-1932
Д.В.Философов. Бакст и Серов. Лев Бакст.
(Воспоминания о художниках из варшавского архива 1923-1925 гг.)
1 См.: Д. Стюарт Дюррант. По материалам архива Д.В.Философова // Лица: Биографический альманах. №5. М.; СПб., 1994. С.444-459.
2 См. подробно о причинах и обстоятельствах отъезда Мережковских и Философова в Париж в ст.: Соболев А.Л. Мережковские в Париже (1906—1908) // Лица: Биографический альманах. №1. М.; СПб., 1992. С.319-371.
3 Вендзягольский К. Савинков // Новый журнал. (Нью-Йорк). 1963. Кн.72. С.169.
4 Там же. С.177-178.
5 Неожиданно резкую оценку деятельности Философова в редакции газ. «За свободу!», вызванную, вероятно, внутриредакционной борьбой, дает М.П.Арцыбашев в п. к Б.В.Савинкову от 22 февр. 1924 г.: «Конечно, Д<митрий> В<ладимирович>, добывая средства, оказывает газете огромную услугу. Возможно, и наверное даже, что если бы его не было, газета давно бы лопнула. Но все-таки это не дает ему права считать себя единственным. <…> А между тем, он держится не только полновластным хозяином, но и хозяином с большой дозой прямого самодурства. <…> Д<митрий> Вл<адимирович> человек любопытный, но какого-то бабьего нрава. Он и тщеславен, и болезненно обидчив, и капризен, и мелочен, и мстителен, как избалованная женщина. [Правда, он очень любит каяться, но эти вечные и не лишенные кокетства ссылки на свой "невозможный характер” и свою "подлость” только раздражают.] В общем, он создает тяжелую атмосферу в редакции, и это не искупается, ибо как газетный редактор он никуда не годится. Он совершенно не отдает себе отчета в действительных потребностях нашего читателя и не умеет разобраться в ценности материала. Отсюда загромождение газеты "высокой политикой”, до которой нашему читателю нет ровно никакого дела, и невозможной скучищей церковной трухи. Последнее, впрочем, естественно, ибо он — плоть от плоти "святой троицы” Мережковских. [Чем больше он забирал в свои руки бразды правления, тем скучнее и бесцветнее становилась газета.]» (Цит. по: Арцыбашев М.П. Письма Борису Савинкову / Предисл., подгот. текста и примеч. Д.И.Зубарева // De visu. 1993. № 4 (5). С.50-51).
6 Гиппиус З. Коричневая тетрадь (1921—1925) // Гиппиус З. Дневнеки: В 2 кн. Кн.2. М., 1999. С.357. В своих дневниках З.Гиппиус неоднократно подчеркивает, с ее точки зрения, неблаговидную роль Б.Савинкова в решении Философова остаться в Польше для работы под руководством «ancien Ministre de la Guerre de Russie» («бывшего военного министра России» при Временном правительстве). О влиянии Савинкова свидетельствует его п. Философову от 28 сент. 1920 г., хранящееся в личном архиве Д.В.Философова (Сент-Джонс, Канада) и уже опубл. ранее автором данной статьи. Приводим фрагмент из этого п.: «Дмитрий, — Сегодня я просил за тебя у Пилсудского. Не осталось уже никаких сомнений, что через несколько недель или даже раньше все члены и сочувствующие нашим организациям будут изгнаны из Польши, и — если на это будет нужда — то и насильно. Я подал прошение правительству о пожаловании тебе необходимого для пребывания в Польше статуса. Пилсудский самолично предложил, что он удержит тебя под видом его личного советника по русско-украинскому вопросу. — Я очень хорошо знаю, что на тебя сейчас давят как те, кто хотел бы, чтобы ты остался в Варшаве, так и те, кто хотел бы составить тебе компанию до Парижа. Не позволяй загипнотизировать себя твоим поэтическим друзьям. Половина русских уже там — наивно декламируют поэзию 19 века… да и русские поэты там теперь такое обычное дело, как дермо на обочине. Здесь ты хоть останешься независимым и действующим. Там — я боюсь, твои слабые стороны одержат верх. Ты необходим здесь для нас всех в Варшаве и глубоко верю, что Пилсудский поспособствует как-нибудь в нашей борьбе. У меня нет ни малейшего сомнения, что ты перерос и твоего кузена <С.П.Дягилева> и твоих мистических друзей <Д.С.Мережковского и З.Н.Гиппиус>, чьи собственные философии более дороги, чем твоя судьба» (см.: Д. Стюарт Дюррант. Ук. соч. С.455).
7 Ср. в п. Философова к Б.В.Савинкову от 14 апр. 1924 г.: «Я <…> полон сомнений. Уж слишком легко они сносятся с нами, и живы, и благополучны» (ГАРФ. Ф.5831. Оп.1. Д.204. Л.108об.); «Предупреждаю Вас, что всеми своими слабыми силами я буду держать Вас за фалды и "не пущать”. <…> Без Вас мы рассыплемся, превратимся в пыль» (Там же. Л.113. Цит. по: Арцыбашев М.П. Письма Борису Савинкову… Примечания. С.69).
8 См. об этом в: Борис Савинков на Лубянке: Документы. М.: РОССПЭН, 2001.
9 Существовало (и существует) мнение, что А.А. и Л.Е. Дикгоф-Дерентали арестованы не были; на суде они проходили как свидетели. См. об этом: «Три недели беспросветного кошмара…». Письма С.Рейлли / Публ. Д.И.Зубарева // Минувшее. М.; СПб., 1993. Вып.14. С.275-310. Однако это мнение не подтверждается недавно изданными документами из фондов ЦА ФСБ РФ. См.: Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001.
10 Документы из архива ФСБ РФ, относящиеся к периоду ГПУ — НКВД — КГБ, в том числе и опубликованные в последнее время, несмотря на их внешнюю убедительность, все-таки следует брать под сомнение: слишком часто они свидетельствуют не столько об истине, сколько о методах ведения дел в ГПУ — НКВД — КГБ.
11 Это только письмо для пана (польск.).
12 Философов Д.В. Дневник. Сентябрь 1924 г. // Архив Д.В.Философова (Сент-Джонс, Канада).
13 П. опубл. в: Савинков Б. Письмо Д.В.Философову // Предатели / За свободу! 1924. 17 сент. С.1. В последнее время издано (вместе с др. пп. Савинкова Философову из Внутренней тюрьмы ОГПУ) по документам из фондов ЦА ФСБ РФ в: Борис Савинков на Лубянке: Документы. С.100-101.
14 См. письмо №10 и комментарии к нему в публикуемой ниже подборке.
15 См. письмо №11 и комментарии к нему в публикуемой ниже подборке.
16 См. письмо №13 и комментарии к нему в публикуемой ниже подборке.
17 См. о нем выше.
18 «… Лета наши как бы паутина считаются; дни лет наших: семьдесят лет, а если в силах — восемьдесят лет, и то большая часть их — труд и болезнь, ибо постигло нас унижение, и мы (сим) будем научены…» (Пс. 89, стих 10).