4. Польские знакомства Философова

Жизнь Философова в Польше была во многих отношениях исполнена динамизма. Языковые проблемы были преодолены очень быстро. В отчетливом переходе к осознанию русско-польской реальности Философов почувствовал близкую общность со своими новыми соотечественниками Ю.Чапским, Станиславом и Георгием (Ежи) Стемповскими, петербуржцами К.Вендзягольским (советником Пилсудского), Л.Петражицким (санкт-петербургским юристом, а впоследствии профессором Варшавского университета), графом С.Тышкевичем (близким другом Философова, женатом на падчерице великого князя Николая Николаевича); а также писателями А.Ледницким, М.Велопольской, М. и С. Зджеховскими, писавшими на русско-польские темы для газеты Философова.

Мало кто в Варшаве разделял с Философовым столько общих интересов и проявлял столь поразительную схожесть в привычках и поведении, как Станислав Стемповский (1870—1952) — бывший официальный представитель польского меньшинства на Украине (с 1917 г.), который, в спешке покинув охваченную гражданской войной Россию, прибыл в Варшаву вместе со своим сыном. Хотя его семья потеряла все свое состояние в первые дни большевистских экспроприаций, по прибытии в Варшаву Стемповский произвел впечатление блистательного и изысканного русофила. В студенческие годы в Дерпте Стемповский был членом студенческой ячейки «Народной воли». Несмотря на тюремное заключение и постоянный полицейский надзор со стороны Охранного отделения Стемповский, в отличие от своих польских современников, оставался преданным поклонником русской культуры, искренний интерес к которой поддерживался общением с Дмитрием Владимировичем. В течение почти двух десятилетий варшавского изгнания Философова С.Стемповский был, несомненно, его ближайшим другом и сотрудником. Согласно дневнику Философова, они познакомились на одном из заседаний Русско-польского общества. В ответ на речь, произнесенную Философовым во время заседания, Стемповский вручил ему свою визитную карточку — и дружба завязалась.

Проживая в Варшаве, Философов и Стемповский часто писали, звонили друг другу и поддерживали контакт через общих знакомых. Обмен письмами задавал тон не только характеру дружбы обоих, но и обусловил атмосферу их профессионально-литературных отношений. Большая часть переписки сохранилась. Несмотря на ее продолжительность, Философов и Стемповский, по традиции того времени, старались поддерживать формальный тон общения в письмах, избегая любых проявлений фамильярности.

Письма Философова доносят ощущение искренней доверительности их товарищеского союза. Лучше других раскрывает значение, которое Философов придавал дружбе со Стемповским, письмо от 14 июля 1930 г., адресованное Стемповскому и его сыну. Кроме того что это письмо, во многом исповедальное, изображает нам характер пишущего и отчасти того, к кому он обращается, — письмо лишний раз свидетельствует о преданности Философова как русской, так и польской культурам. Не без грусти Дмитрий Владимирович замечает в его начале: «За 10 лет я потерял: Савинкова, Арцыб<ашева>, Португалова(!?), Пасманика. Кажется, пора уж и мне "закрывать лавочку”». Обращаясь далее к полякам, Философов формулирует различие между их насущными задачами и теми, которые стоят перед русской эмиграцией, в первую очередь перед эмигрантской молодежью. Некоторые из этих строк актуальны и сегодня как для России, так и для Польши: «С 1918 г. вы сидите "na swoich śmieciach”, и вы увидели, что вновь найденный рай — черная, густо политая кровью земля, на которой надо в поте лица делать черную, тяжелую и крайне напряженную работу. <…> Сколько надо сознательности, мужества и сил, чтобы бороться с коммунизмом и с шовинизмом, и в этой борьбе не забывать о ежедневной работе в "огороде”. Русской эмигр<антской> молодежи (и там, в России!) надо заражаться психологией Мицкевичей, польской молодежи надо о ней забывать и учиться у голландцев, швейцарцев и датчан: как ковырять землю усовершенствованной ковырялкой, как устроить кооперативы и во имя жизненной силы насадить в Польше подлинный, здоровый демократизм <…>

А мне надо отделаться от "реализма”, переселиться в мечтания, переехать в Краков, и писать там мемуары»¹⁵.

Через Стемповского Философов сблизился с такими польскими писателями, как С.Жеромский, В.Шерошевский, А.Струг. Благодаря ему же возникли самые значимые отношения, какие когда-либо завязывались у Философова с польской женщиной. Речь идет о Марии Домбровской, которой Философов был представлен Стемповским в 1926 г. Со временем он стал одним из самых частых посетителей дома Домбровской и горячим поклонником творчества этой крупнейшей польской писательницы межвоенного времени. Их дружба приобрела такую же глубину духовной близости, которая на протяжении всей прежней жизни связывала Философова с Зинаидой Гиппиус.

Дмитрий Владимирович был внимательным читателем и заинтересованным критиком Домбровской в пору создания наиболее известной из ее вещей — эпопеи «Ночи и дни», вышедшей в четырех выпусках в период с 1932 по 1934 г. Философов приветствовал публикацию первой части романа (1932) как начало новой эры в развитии польской литературы и поощрял автора на продолжение начатой работы. Отмечая простоту изложения, Философов указывал на влияние творчества Толстого, выразившееся в построении произведения.

В письме к М.Домбровской от 25 апреля 1932 г. по поводу книги Философов признается, что творчество Домбровской помогло ему осознать свое отношение к Польше, способствуя таким образом укреплению его решения остаться в этой стране: «Я честно, с открытой душой подошел к Польше, и получил за это много страданий, как от поляков (лицемерный москаль!) так и от своих (продался полякам!). Ваш роман объяснил мне, что я не побежден, что я победил, ибо Ваш роман показал мне, за что я люблю Польшу, и какую Польшу я люблю»¹⁶.